Когда 23 мая стало известно о смерти Себастьяна Салгаду, великого фотографа современности, мне казалось очевидным, что эта утрата на несколько дней займет первые страницы мировых СМИ. Я был уверен, что человечество склонит голову перед тем, кто десятилетиями показывал ему его собственную душу — изувеченную, страдающую, обреченную. Увы, моя наивная вера оказалась обманчивой. Мир встретил эту новость гробовым молчанием...
Примерно так же, безмолвно, осенью 2022 года человечество простилось с Жан-Люком Годаром — другим гигантом, великим кинорежиссером, которого тоже не сумело оценить. Не оглянулась история и на сей раз. А ведь это была не просто смерть людей — это был закат эпох.
Себастьян Салгаду был фотографом боли. Его объектив становился свидетелем всех человеческих катастроф конца XX века — от геноцида в Руанде до распада Югославии, от гражданской войны в Конго до бедствий Персидского залива. Он фиксировал голод, изгнание, рабский труд, репрессии, борьбу за права, отголоски которой почти никто не слышал. Его камера была не орудием эстетики, а рентгеном человеческой совести.
Он был последним из могикан великой плеяды фоторепортеров, начатой Робертом Капой, Анри Картье-Брессоном, Юджином Смитом. Но если их снимки сохраняли проблески сопротивления и веру в перемены, то у Салгаду — только отчаяние, изнеможение и крушение. Его взгляд был беспощаден, а вывод — безнадежен: «Мы все в ловушке».
Он знал, о чем говорит. Родившись в семье обеспеченного бразильского фермера, он получил образование экономиста, работал в структурах Всемирного банка, а потому видел систему изнутри, понимал ее механизм и указывал на его имя — капитализм.
«Каждый хороший фотограф должен быть еще и экономистом, и историком», — повторял Салгаду. Это не поза, а позиция. Внимательно прочитав в молодости Маркса и Ленина, Салгаду в 1980-х годах всерьез подумывал о переезде в Советский Союз. Но рухнула страна, и рухнули мечты. В одном из интервью он признался:
«Мы живем в состоянии глубокого экономического кризиса. Выход был предложен давно. Но новых рынков больше нет. Новых территорий, пригодных для колонизации, — тоже. И потому кризис стал глобальным».
А глобальный кризис, как считал Салгаду, убил нравственность. Чтобы сохранить свое мнимое процветание, ядро капиталистической системы раз за разом экспортирует страдания в другие регионы - туда, где еще есть что грабить, кого убивать, кого поставить на колени... Будучи профессиональным экономистом, Себастьян Салгаду понимал, что за каждой войной, за каждым геноцидом, за каждой голодной смертью стоят интересы — циничные, финансовые, стратегические. Именно это осознание и делает его фотосвидетельства особенно горькими.
Его снимок золотого прииска, на котором тысячи черных тел карабкаются по зыбкому склону, — это не просто фотография, а иллюстрация к «Божественной комедии» Данте. Это — современный ад.
Салгаду рассказывал: «Я видел, как человек нес на свалку тело собственного ребенка. Он положил мертвого сына на кучу мусора и пошел дальше, болтая со знакомым, будто ничего не случилось. На Земле нет зверя, страшнее человека».
Другой эпизод, заснятый Салгаду в Африке 1990-х годов, был снабжен таким комментарием: «Они уже не боятся пуль. У них другая беда — голод. Власти блокируют гуманитарную помощь. Это — подлость, которая не поддается описанию». И хотя речь идет о прошлом, кажется, что о сегодняшней Газе.
Черно-белые снимки Салгаду пугают не стилем, а своей правдой. Он показывал: в системе, построенной на эксплуатации, нет безопасных территорий, и война может прийти в дом каждого. Мир Салгаду мрачен и лишен иллюзий. И в этом честность художника.
«После всего, что я увидел, - говорил он, - мне трудно верить в человечество». Салгаду не романтизировал нищету, он просто показывал ее такой, какой она есть – хронической болезнью, вросшей в тело цивилизации.
Американская писательница и философ Сьюзен Зонтаг обвиняла его в эстетизации страдания. Но это несправедливо. Салгаду вовсе не стремился к поиску красоты в бедствии — он хотел заставить мир увидеть бедность. Хотя бы через искусство. «Катастрофа, - говорил он, - не различает расы, религии, государств. Она одинаково хищна везде, где есть что взять».
Удалось ли Себастьяну Салгаду разбудить мир? Вряд ли.
В 2014 году знаменитый Вим Вендерс снял о нем документальный фильм «Соль Земли», где сам Салгаду рассказывает истории своих снимков. Мы видим, что фотограф, всю жизнь фиксировавший человеческие страдания, сломлен им. Его голос устал, его глаза — полны тоски. Лента Вендерса признает, что искусство больше не оружие, что сытый Запад остался глух. И что предупреждение Салгаду — «это может случиться в любом месте» — так и не стало пророчеством.
И тогда художник ушел. Не из жизни — из битвы. Он возвращается туда, где все началось, — в Бразилию, на землю своего отца. И здесь происходит метаморфоза: Себастьян Салгаду – дипломированный экономист, ставший фотографом, превращается в фермера. И, возможно, именно труд, забота о земле спасли его от окончательной гибели, от душевного слома.
А потом выясняется, что и родная земля уже не та. Леса вырублены, племена безжалостно истреблены, климат изменился… А причина вся та же — капитализм, жадность, погоня за прибылью… И тогда Салгаду начинает новое дело: вместе с женой основывает «Институт Земли» и за 25 лет восстанавливает на 600 гектарах выжженной бразильской почвы более двух с половиной миллионов деревьев, после чего дарит землю, на которую он вернул жизнь, своему народу. Сегодня здесь открыт национальный парк.
Последнее деяние Себастьяна Салгаду — это не манифест, а тихое, но неоспоримое свидетельство того, что даже одиночка может до конца жизни оставаться солдатом. И что даже один человек может вернуть жизнь всему человечеству.
